Как же невыносимо горько мне стало через несколько минут, когда адмирал открыл мне настоящую правду. Не было никакого секретного оружия возмездия. Человечество было обречено. Лишь я, волей своего отца, адмирала объединенного земного флота, должен был спастись, воспользовавшись телепортационной установкой.
И вот я оказался в другом мире, в теле такого же подростка, как и я сам. Мир, не знавший войны, принял меня к себе и сразу же закружил в круговерти событий. Ошеломленный, ничего толком не понимающий, растерянный, я с трудом пробирался через местные дебри, всякий раз попадая впросак и наживая себе новых врагов. Набивал шишки, получал тумаки, сам же раздавал их в ответ. Думал, успею вжиться, во всем разобраться и найти путь домой, чтобы разделить судьбу своих родных. Не получилось… Пока не получилось…
Объект 237
Сообщение Его Императорского Величества Канцелярии в ознаменовании празднования первой годовщины дня Примирения и Согласия. «Год назад, 14 ноября 20… года, империя оказалась на грани острого гражданского противостояния, грозящего великими бедами для страны и всего народа. Мудрой волей Его Императорского Величества, пекущегося о благе всей империи и ее подданных, кризис преодолен. Империи был представлен Высочайший Манифест об усовершенствования государственного порядка, дарующий Боярской Думе и ее главе — Великого Канцлера — право законодательного действия. Устанавливалось незыблемое правило: никакой закон не мог обрести силу без одобрения Боярской Думы. Тяжкая и ответственная доля нести бремя должности Великого Канцлера было возложена Его Императорском Величеством на своего верного подданного и честнейшего сына империи боярина Вяземского Михаила Андреевича…».
— //-//-
Темников-36, затерянный в заповедных лесах Поволжья, хмуро встречал это ноябрьское промозглой утро, сонно и тревожно выглядывая из окон домов и производственных корпусов. На извилистых улочках этого некогда старинного купеческого городка было пустынно. Изредка где-то вдали мелькнётсилуэт одинокого прохожего в узнаваемой темной форме, пролетит угловатый воронок с эмблемой службы безопасности. Вряд ли можно было встретить ещё кого-то, кто бы резко выделялся из местной среды. Город, уже давно имевший статус закрытого административно-территориального образования с особым правовым режимом, не привечал, а уж тем более не встречал чужих. Доступ сюда имели лишь строго оговоренные категории лиц, имевших непосредственное отношение к работе в расположенного здесь специального пеницитарного учреждения категории зеро службы имперской безопасности: охрана внешнего и внутреннего периметров, специалисты медицинской и психологической службы, обслуживающий персонал. Остальных лиц случайно или не случайно пытающихся сюда попасть, заворачивали ещё на дальних подступах к городу. Особо же любопытных, коих каждый год находилось предостаточно, задерживали и после тщательной проверки передавали полиции соседнего городка, которая, в свою очередь, занималась ими с особым пристрастием. Мобильные патрули службы безопасности едва ли не каждый месяц задерживала полтора — два десятка непонятных грибников, рыбаков и охотников, которых заповедная зона особо привлекала.
Городок был небольшой, десять или двенадцать улиц с невысокими двух-трёхэтажными зданиями. Старинные купеческие особняки перемежевались редкими магазинчиками, собранными из типовых гофропанелей. Попавший сюда каким-нибудь чудом, чужак вряд ли бы одновременно встретил больше десяти человек и уж точно бы удивился, узнав, что население города составляет больше тридцати тысяч человек. Разгадка была проста. На поверхности находилось то, что и должны были увидеть случайные свидетели, если такие находились. Настоящий же Темников-36 находился глубоко под землёй, куда уходили сотни гектар просторных помещений с научными лабораториями, мастерскими, целыми универсальными мини заводами, казармами, внушительными казематами с арсеналом самого современного оружия и техники.
Самый нижний уровень двенадцатиэтажного подземного комплекса скрывал то, ради чего и было в свое время затеяно его строительство — тюрьму для особой категории заключенных. Сюда, как в десяток таких же объектов, разбросанных по территории необъятной империи, свозили самых отъявленных преступников, рецидивистов, совершивших жестокие преступления и уже по этой причине не имевших права называться людьми. В изоляторах и колониях ходили настоящие легенды про эти тюрьмы, от которых кровь в жилах стыла. Рассказывали про жестокие пытки, которым подвергались сидельцы; про бесчеловечные медицинские эксперименты и биохимические опыты. Не так много людей знало, что эти рассказы не далеко ушли от истины. Империя, правда, занималась всем тем, о чем ходили слухи. Рецидивисты, повторно совершившие тяжкие преступления, автоматически вычеркивались из всех государственных реестров, лишались всех прав и переводились в категорию имперских биоресурсов, на которые мгновенно накладывала лапу служба имперской безопасности в лице ее исследовательского департамента.
Тюрьма «Темников-36» выделялась в ряду остальных комплексов тем, что только в ее изоляторах содержались преступники-маги. Такая непростая категория сидельцев, как нужно понимать, наложила специфический отпечаток на сам комплекс, построенный по особому проекту с использованием специфических материалов. Часть уровня, в которой содержались заключенные, представляла собой гигантскую центрифугу, в центре которой находились камеры и исследовательские лаборатории. Внешние стенки центрифуги образовывали гигантские проводники, через которые непрерывно, 24 часа в сутки проходил электрический ток высокой частоты, создававший постоянное электромагнитное поле. После начала эксплуатации устройства выяснилось, что электромагнитное поле, оказывающее угнетающее воздействие на способности мага, действовало и на обычного человека. Действовало, надо сказать, не самым хорошим образом. У охраны ближнего круга, которые чаще всего взаимодействовали с преступниками, через некоторое время начинались сильные головные боли, у некоторых появлялись галлюцинации. В результате пришлось ограничить время нахождения в зоне центрифуги 5-ью часами для исследовательского корпуса и 6-ью часами для обычного персонала — охраны, сотрудников административно-хозяйственной службы.
Другая особенность центра, известная лишь очень узкому кругу лиц, была связана с одним из заключенных, который в отличие от остальных не имел ни имени, ни фамилии. Во всех документах, имевших к нему отношение, фигурировало лишь одно наименование — «Объект 237». Совсем не проясняло ситуацию и его личное дело, в котором не было даже намека на то, кто этот человек, откуда он, за какое преступление поступил сюда, есть ли у него родные, и тд. В куцей бумажной и электронной папках наличествовали сплошные белые пятна и угрожающие штампы о секретности. Более того доступ к его личному делу насчитывал целых три уровня, каждый из которых требовал целого вороха разрешительных документов. Даже начальник центра, бывший здесь и царем, и Богом в одно лице и имевший право карать и миловать, обладал лишь вторым уровнем допуска. Последний позволял ему ознакомиться с крайне скудными сведениями о заключенном, скрывающемся под именем «Объект 237». Если он не обладал всей информацией об этом человеке, то тогда кто? Этим вопросом задавался не только он, но и большая часть персонала внутреннего круга, которые даже открыли тотализатор.
Со временем личность заключенного, скрывавшегося под этим ничего не объясняющим номером, обросла фантастическими легендами. Просто дикие вещи рассказывались в компаниях. Говорили про привезенного из космоса представителя внеземной цивилизации, над которым теперь проводили опыты. Гадали, почему сиделец выглядел, как человек. Может, он на самом деле зеленого цвета и имеет шесть конечностей. Болтали про какого-то мифического маньяка, у которого руки по локоть в крови и больше загубленных жизней, чем у любого другого душегуба. Звучала даже откровенно бестолковая версия про внебрачного отпрыска императора, который захотел власти и пошел против собственного отца. Пока же ситуация не прояснилась, охрана из внутреннего круга и обычный персонал звали сидельца просто «Никто». Постепенно прозвище «Никто» превратилось в имя «Ник», которое уже плотно приклеилось к заключенному. Он даже, кажется, откликаться на него стал.